Отзывы
Описание
Такого кошмарного преступника надо было посылать в Москву. Послали в Москву. Сначала государственная академическая большая тюрьма, как её называли в этих кругах, «ТАБТ», — дом на Лубянке. Но я изобретательно сопротивлялся. И тогда в наказание более трудное — Тюрьма в Лефортово.
Мой следователь… Самое неприятное, понимаете, когда твоё дело ведет глупый человек… Ну не глупый, а очень ограниченный. Малышев, капитан Малышев. Полное представление о Малышеве можно получить, увидев дохлую рыбу с открытыми глазами…
Я не давал показаний и более интересным следователям. Стоило ехать в Москву, чтобы признаваться во всех своих злодеяниях Малышеву. И я начал сопротивляться Малышеву. Малышев ответил… У них типовые приёмы по своему ремеслу — то, что мы называем стандартами, — были сделаны давно, наверное, ещё при святой инквизиции. Он меня поставил на конвейер. Конвейер — это…
Вот что такое конвейер: в десять часов ночи отбой, ложишься спать, в двадцать минут одиннадцатого вытаскивают на допрос. Допроса нет, ты сидишь в кабинете следователя, он занимается своими делами, конспектирует «Краткий курс истории партии». А ты сидишь и мёрзнешь или не мёрзнешь, но всё равно сидишь без всякого дела. Иногда он спрашивает, как пишется то или иное слово… Конспект надо творить самодеятельно. Пять часов — ведут обратно. В половине шестого ты ложишься. Приказывают раздеться, лечь… В шесть — подъем. Весь день в твоём распоряжении, в пределах камеры делай что хочешь.
Вторая ночь. Спать днём не дают, я не сказал об этом, потому что это элементарно: спать днём нельзя, лежать днём нельзя. Ну вот и сидишь, ждёшь вечера, а вечером всё повторяется: в 10 часов отбой, пол-одиннадцатого — на допрос, и всё — снова…
Первую ночь я выдержал легко. Вторую ночь было потруднее, но выдержал. А когда вернулся в камеру, то поделился сомнениями со своим сокамерником, что я вряд ли выдержу ещё больше, чем две ночи. Он сказал, что надо продержаться хотя бы четыре дня, потом будет выходной. Следователи берегут свое здоровье, в выходной допроса не будет.
Тут я почувствовал, что не смогу продержаться. Возникла изобретательская ситуация: надо спать и не спать. Я должен спать, потому что это мне нужно; я должен не спать, потому что это нужно охране. В одно и то же время я должен находиться в двух состояниях. Задача трудная, скорее, можно сказать, неразрешимая. Но что такое спать? Спать — это значит сидеть. Максимум, что мне разрешено, — это сидеть, сидеть с открытыми глазами. А спать — то, что мне нужно, — это сидеть с закрытыми глазами. Глаза должны быть закрыты и открыты одновременно. Простые решения типа “один глаз открыт — другой глаз закрыт” не проходят, я даже не экспериментировал. Но когда я сформулировал противоречие, дальше подействовала все-таки оставшаяся натренированность с дотюремных времен.
Задача нетрудная. Глаза должны быть открыты для дежурных, которые периодически смотрят в «волчок», целый день мотаются. Они должны видеть, что я сижу с открытыми глазами, широко открытыми глазами, чтобы сомнений не было. А мне надо широко закрыть глаза…
Раз вы учились в Ленинградском народном университете технического творчества, вы должны знать, что «решение» этой задачи чрезвычайно просто. Мы оторвали от папирос «Норд»… это уже был не «Норд», в это время боролись за приоритеты, боролись с космополитами, это были папиросы «Север». Мы от коробки оторвали два кусочка бумаги. Обгорелой спичкой на бумаге нарисовали зрачок. Я сел поудобнее. Мой приятель в момент, когда охрана отошла к соседней камере, плюнул на одну картинку, плюнул на вторую, я зажмурился, и он мне налепил глаза на веки. И я замер, ожидая. Да, есть некоторое удобство в неудобных ситуациях.
Если бы я изобрёл какую-то вещь, мне пришлось бы потом годами доказывать, что она нужна. А тут внедрение сразу, пожалуйста, на себе испытание… И госприёмка есть.
Для тех, кто не был в Лефортовской тюрьме, надо сказать, что там обслуживание всестороннее, развитое. Там рядом какой-то стенд для испытаний чего-то. Одни говорили — это испытание двигателей, конструируют новые двигатели, ставят, включают на полную мощность — до разрушения. Другие утверждали, что это труба аэродинамическая. Короче говоря, эта стерва кричала так, что можно было песни петь громко и не слышно было ничего. Надо было очень громко говорить, чтобы можно было слышать. Три-четыре дня, пока она не сломается или не затихнет по какой-то другой причине, потом снова три-четыре дня. Перерыв — и снова…
Ну вот, я сел на нары, на кровать с деревянной доской, облокотился на свёрнутое одеяло, подушку. Приятель нацепил на меня глаза и стал ходить по камере. Мы все обдумали заранее. Пункт второй формулы изобретения: с целью большей достоверности со спящим человеком разговаривают. И он стал задавать мне вопросы, говорить. В общем, он имитировал увлеченную беседу, что не противоречило инструкциям: пожалуйста, беседуй хоть 25 лет…
Я прекрасно выспался.
